«Сонник Дом детства приснился, к чему снится во сне Дом детства. Что происходило с домом во сне? Дом качается во сне
Моё детство и юность прошла в одном доме, у нас такие дома называли «хрущёвки». Да, наверное, не только у нас, а и во всём когда – то «советском союзе». Приехав в этот шахтёрский город, под названием Червоноград, мой папа сам выбирал нам квартиру. Вот были времена...
А дело происходило так. Устроившись на одну из шахт, нашей семье сразу же было предоставлено жильё. Только, чтоб его себе выбрать, был указан номер дома и название улицы.
До всех подробностей мне всё известно не было, так как, меня ещё не было на свете. С папиных рассказов помню, что зашёл он в этот дом, в подъезде чистота, пахнут выкрашенные стены. Поднялся на первый этаж, на второй, третий, четвёртый. Зашёл в одну из квартир, от неё повеяло таким теплом и уютом, что он сразу решил, эта квартира будет наша. Дело происходило зимой, а когда- то зимы были холодные, не то, что сейчас. Спешить уже было некуда, отец постелил возле батареи газетку и лёг переночевать. На следующее утро он пошёл на шахту и оформил все надлежащие документы, а уж после этого поехал в Нововолынск за мамой и моей сестрой, там мы проживали ранее. Незадолго, в тысяча девятьсот шестьдесят втором году родилась и я. В наш дом, потихонечку стали съезжаться наши будущие соседи...
Вместе с нами на площадке проживала семья дяди Вани. Жену его звали тётей Галей, было у них два сына – Володя и Саша. Дядя Ваня и тётя Галя, сколько я себя помню, работали на шахте. Семья была очень работящая. Они приехали с какого – то села, начинали всё с нуля, я имею в виду мебель. У них была кровать да стол, остальным на то время ещё не разжились.
А у нас, (это уже из рассказов, той же тёти Гали было всё: и шкаф, и телевизор, и стол, к нему стулья, какая – то этажерка, роза). Вот розу, я прекрасно помню, она закрывала в зале целый угол. Тогда была такая мода, на такие большие растения. Теперь в основном их ставят только в офисах или больших учреждениях.
Следующей семьёй была семья дяди Коли с тётей Милей, и была у них дочка Света. По тамошним меркам, эта семья считалась богатой. Дядя Коля работал шофёром, тётя Миля на шахте. У неё был закончен Львовский университет, и работала она контролёром. Я до сих пор помню, когда приходила к Свете (мы с ней дружили), на полочке у них лежали всякие камушки, и когда я брала их в руки, они переливались разными цветами. Тётя Миля, после окончания университета, долгое время ездила с экспедициями в горы, и эти образцы, служили в их семье памятью о прошлой её романтической профессии – геолога. Света у них была одной дочерью. Честно признаюсь, я всегда Свете завидовала. Помнится, у неё был велосипед. Маленький, трёхколёсный, и мне так хотелось на нём прокатиться. Теперь - то я понимаю свои чувства, так бывает со всеми детьми, всегда хочется того, чего нет у тебя.
Незадолго к нам в дом приехала ещё одна семья, она состояла из четырёх человек, это была тётя Оксана и дядя Витя. Детей у них было двое, дочь Наташа и сын Павлик. Это уже потом, спустя время у них родился ещё один сын Андрюша. Ух! - и любила я его маленького. Да спросите, кого я не любила? Все маленькие дети, которые были в нашем доме мне известны. Я всех их вынянчила. Тогда в своём далёком детстве, кем я только не мечтала быть, и в том числе и воспитательницей. Дядя Витя работал шофёром, как дядя Коля, а тётя Оксана на фабрике – швеей. Двери нашей квартиры, и их, никогда небыли закрыты на замок, - «заходи, не хочу». Да! Мне вспомнилась ещё одна деталь, бывало, когда уйдёт мама из дому надолго, оставляла ключ под дверями (под половиком). Да и записку напишет, такого содержания – «ключ под тряпкой». Вот были времена... Двери к тому времени уже были изрешечены, от многоразовой замены замков. Детьми, мы часто теряли ключи, мамы после этого цепляли их на резинку и вешали нам на шею. Тогда уж точно ключи не были потеряны.
Этажом ниже проживала семья тёти Сони с дядей Колей, было у них двое детей, сын Толик и дочь Наталья. Их родители работали на шахте, и была у них ещё бабушка. Нам всем было так интересно, к нашим бабушкам нужно было ехать, а тут на тебе, бабушка живёт рядом. Будучи детьми, мы тогда многого не понимали. Когда мы с детьми гуляли во дворе, за нами всегда следили глаза бабы Кати, так звали эту бабушку. А какие она пекла пирожки! Это было чудо, она заворачивала в газету и кидала их с третьего этажа, своим внукам. Мы как заколдованные стояли внизу и смотрели, перепадёт ли и нам по пирожку. Наташа разворачивала этот свёрток, и дух с него доносился умопомрачительный. Бабулька всегда клала про запас пару штучек, и кто находился рядом, ему всегда доставался этот незабываемый дар.
Ещё этажом ниже жила семья дяди Вити с тётей Лидой, было у них две дочери. Старшую звали Лилей, а младшую Леной. Дядя Витя тоже работал на шахте, а тётя Лида на базаре в конторе. Запомнилась мне больше Лена, со своими проделками. Она была большая любительница кошек. Сколько я себя помню, у них всегда в квартире жила кошка. А я, честно говоря, их не то, что не любила, я их боялась...
В детстве укусила собака, и вот это было следствием моего страха. Лене прекрасно было известно, что я боюсь котов. Нет, она всё же брала попавшуюся ей кошку, и бросала её на меня. Кошка цеплялась за моё платье с такой силой, что впивалась в меня своими когтями так, что я кричала от боли. Это видно приносило ей наслаждение. Теперь вспоминается это со смехом, а тогда...
На первом этаже нашего дома, жила семья дяди Стёпы с тётей Катей. Дядя Стёпа тоже был шахтёром, как большинство мужчин нашего дома. Тётя Катя, как и моя мама, нигде не работала, воспитывала детей. Было у них два мальчика – Борис и Коля. Дядя Стёпа очень хорошо играл на баяне. Он любил выносить его на улицу играть на нём, и, конечно же, петь. Тётя Катя с ним по этому поводу ругалась, но он никого не слушал. Мы стояли рядышком и с большим вниманием его слушали, нам это было в диковинку.
Рядом с ними на площадке, жил дядя Миша с тётей Валей. У них было две девочки Неля и Люся. Дядя Миша был шахтёр, а тётя Валя работала учительницей начальных классов. Проживала тётя Роза с дядей Васей, он тоже был шахтёр, тётя Роза работала на фабрике, где изготовляли чулочные изделия, и было у них двое детей. Старшей была дочь Рая, а младшим сын – Вася. Проживала ещё одна женщина, её звали Евой, и было у неё трое сыновей. Работящая была женщина, сколько себя помню, работала в шахтёрском общежитии уборщицей, работа не из лёгких. Она ко всем была доброжелательна. Запомнился мне один случай...
Когда – то я не спускалась со своего четвёртого этажа, а слетала. Да и не только я, так делали все дети из нашего двора. Мы или садились на перила и съезжали, (они уже были нами отполированы) или неслись как угорелые по ступенькам. Вот в один из летних дней, я так неслась. Выскочила с порога, и сразу не поняла, что со мной произошло. Мои ноги не могли сдвинуться с места, осмотревшись по сторонам, я всё поняла. Возле дома укладывали асфальт, и я, не увидев проложенной кладки, попала с порога дома, прямо в асфальт своими ногами. Пытаясь как – то освободиться из плена, я рванула одну ногу, а потом вторую. Вырваться мне не удалось, я ещё больше усложнила свою ситуацию, упав после этого на руки. Вот тут - то меня проняла сумасшедшая боль, и я стала кричать. На мой крик с окна выглянула, тётя Ева. Она увидела, что я стою, застряв в асфальте, и держу руки ладонями к верху. Недолго думая, она выбежала, держа в руках, бутылку растительного масла. Как ей удалось меня от туда извлечь, этого я уже не помню. Она первая оказала мне необходимую помощь, и сберегла мои руки от ожога, - такое не забывается...
Ребятни во дворе было много. В какие игры мы только не играли. Вот помню, игра называлась, - «военки». Это нужно было, написать такие бумажки, в которых мы указывали кто немец, а кто русский, клали их в чью либо шапку, там встряхивали и подкидывали вверх. Эти бумажки падали на землю, мы их подбирали и таким образом формировали отряды. Кто был русским, а кто немцем. Немцами никто не хотел быть, вот уже тогда был у нас воспитан высокий патриотизм, никто не хотел играть роль врага. В основном мы прятались в подвале соседнего дома. В нём, нам были известны все ходы и выходы. Наши родители сберегали в то время там уголь, потому что ещё в наших домах стояли печи, титаны, и это всё дело нужно было растапливать, а уже позже, когда был проведён газ, там сберегали картошку, ненужные вещи.
Перед домом, был расположен палисадник. Мы с девчонками (с помощью взрослых конечно), вскапывали его, сеяли цветы. Самым большим удовольствием было то, когда нам по очереди перепадало подержать шланг с водой, чтоб полить цветы. Как это было здорово! А ходили мы тогда, обуты в такие резиновые шлёпанцы, у которых была перемычка через большой палец. Когда выпадал дождь, мы смело по нему бегали, мальчишки подбегали к нам и норовили стать на задник. Потом отбегали, задник больно бил по ноге, это в лучшем случае, а в худшем, он просто отрывался, и дома тогда попадало « под самую завязку»...
А наши игры в «бадминтон», в «фантики», «вожатый, вожатый, подай пионера», « решка». Да их все, уж и не упомнишь...
Мы с девчонками любили расстилать старенькое покрывало, и сидеть во дворе на траве. Мальчишки как всегда нам докучали, они всегда норовили нам всё испортить. Злились на нас, что мы не принимали их в свои игры, это было летом. А вот зимой, мы играли вместе. Строили вместе с ними снежные баррикады, катались на санках с горки, на коньках, на лыжах, это было что – то...
Быстро прошло наше детство. Встречаемся иногда, так мимоходом. Все из нас уже почти, бабушки и дедушки. Почти каждый «разменял полтинник». Думаю, им приятно будет прочитать мои воспоминания, у каждого они, конечно, свои. Нужно бы встретиться, всем нам, бывшим детям с нашего двора. Как бы это было интересно, да и у кого ещё живы родители, увидеть их тоже. Они уж смогли бы нам рассказать о нас больше, чем мы о себе помним...
Ребята! Вы как? Не против? Давайте встретимся!
следующее по другим темам
«Дом, в котором…» - необычная книга. Критики отнесли ее жанр к магическому реализму, хотя это еще и роман воспитания. На мой взгляд, это одна из лучших книг на русском языке, которые я прочла за последние 20 лет. В самом общем виде можно сказать, что это роман о жизни детей-инвалидов в интернате, где их лечат и учат с 6-ти до 18 лет. Описан последний выпускной год их жизни в интернате. Главная проблема – то, что выпускники смертельно боятся покидать свой Дом и оказаться в обычной жизни, которую они называют Наружностью.
Мариам Петросян писала роман 20 лет. Она сама не работала с детьми, не была в интернате. Она - художник. (Кстати, Петросян – правнучка художника Сарьяна и жила в Ереване на улице имени своего знаменитого предка. Все-таки талант иногда передается по наследству). Так как у Петросян нет профессионального интереса к обучению и воспитанию больных детей, то саму необычную тематику надо рассматривать как средство, чтобы проговорить о проблемах взрослых людей. Ребенок, подросток, взрослый – присмотритесь – это один и тот же человек. Внешне он изменился гораздо сильнее, чем внутренне, и те проблемы, что мучили в детстве, никуда не исчезают. Инвалидность используется как метафора для обозначения уязвимости каждого из нас, проблемы детей, боящихся перехода во взрослую жизнь – как проблемы боязни жизни, самостоятельности, одиночества, социума.
О том, что «Дом, в котором…» - книга уникальная лучше всего говорит тот факт, что она так и не получила литературных премий, хотя и выдвигалась на них, в то время, как среди читателей она уже считается культовой.
Роман – объемный, состоит из трех книг и эпилога. Печатное издание включает около 1000 страниц.
Композиционно роман построен так, чтобы тайны Дома открывались читателю постепенно. В их раскрытии участвуют трое новичков – безрукий мальчик Кузнечик, попавший в интернат в 9 лет, колясочник Курильщик, которого отправили в Дом на последний год, и сам читатель, который долго не может понять, что там и к чему.
Я же попробую изложить то, что удалось понять мне.
Дом находится в какой-то неназванной стране. Это не СССР. Большинство героев носят клички – таково правило Дома, но кое у кого имена все же называются: Ральф, Рекс, Макс, Эрик. Описана снежная зима и жаркое лето, на летние каникулы детей вывозят к морю и в горы. В общем, что-то западно-европейское, северное. Впрочем, вряд ли Петросян стремилась описать какую-то определенную страну. Никаких политических событий, бытовых примет, по которым можно судить о времени действия, нет. Разве что, телевизоры и кассетные магнитофоны – скорее всего, действие происходит в последней четверти 20 века. Упоминаются еще группа "Kiss" и "Чайка по имени Джонатан Ливингстон". Таким образом, это не может быть раньше начала 70-х, но могут быть и 80-е.
Известно, что вначале, в 1870 году, это был сиротский приют для больных детей, за детьми присматривали монахини. Потом на приют дал деньги некий старик-благотворитель, оговорив, что это будет интернат закрытого типа для детей-инвалидов, которых будут учить по особой, довольно сложной программе. К моменту начала романного действия Дом находится в упадке, его собираются сносить. В Интернат принимают детей с разнообразными недугами - нарушениями опорно-двигательного аппарата, костным туберкулезом, эпилепсией, олигофренией, редкими патологиями развития. Есть там и почти здоровые дети, которых приняли за приличный спонсорский взнос – люди хотят отдохнуть от сложных детей. Некоторые родители (или другие родственники, у кого нет родителей) приезжают каждую неделю, некоторые ограничиваются звонками, появляясь только в день выпуска, есть и дети–сироты, взятые в Дом в виде исключения. Раз в неделю бывает медосмотр, но самых больных детей осматривают через день. В лечебном корпусе делают операции, протезируют, наблюдают. Случается, что некоторые дети умирают.
Учителя – приходящие. Постоянно в интернате находятся только воспитатели. Это 4-ро мужчин и трое женщин, ну, и директор, конечно. Есть подсобный персонал. Детей всего около 100 человек.
В интернате 2 корпуса – мужской и женский, лазарет. В мужском корпусе 3 этажа. Комнаты воспитанников на втором этаже, на первом учебные классы, на третьем помещения для учителей, столовая.
В этом интернате выпуск бывает не каждый год, а раз в 7 лет, и каждый выпуск ожидается с ужасом и детьми, и воспитателями, потому что не один из них еще не прошел мирно. За несколько месяцев до выпуска проводится тестирование, очень простое. Но не было случая, чтобы дети, которые свободно говорят на латыни, знают и умеют массу всего, его прошли. Почти все они нарочно заваливают тест. Приходится отпускать учителей, и отправить домой, тех, кто набрал проходной балл, чтобы дать им подготовиться к вступительным экзаменам, а остальные ждут великого и страшного Дня Выпуска.
Но такую информацию можно получить, если прийти в Дом разок с комиссией. Если же попасть туда с черного хода, то обнаружится, что дети никогда не говорят о родителях, доме, прежней жизни и учебе, и не потому, что это травмирующие темы, а потому, что они просто не входят в сферу их интересов. Воспитателей они терпят потому, что директору надо кем-то руководить, а директор нужен, чтобы интернат не закрыли. Воспитатели не лезут в жизнь детей, а дети живут стаями.
Стаями руководят вожаки.
Есть стая фазанов. Это что-то вроде ботанов – они пунктуальны, выполняют все предписания, очень беспокоятся о своем здоровье.
Есть крысы – это панки. Они постоянно дерутся, часто режут себя и друг друга. Псы носят ошейники с шипами, наверное, это кто-то вроде готов.
Птицы очень странные, их аналогом могли бы быть эмо. Они носят черное, разводят цветы и вышивают крестиком.
Еще есть бандерлоги – это что-то среднее между хиппи и какими-то около интеллектуальными течениями.
Каждая стая носит свою одежду, слушает свою музыку. Между собой стаи не враждуют, благодаря тому, что у Дома есть единый вожак. Внутри стай идет борьба за лидерство. Иногда и кто-то из вожаков претендует на роль главного. Все это заканчивается поножовщиной.
Главное содержание жизни Дома – это отношения воспитанников между собой. Они кормят, моют, выгуливают детей-олигофренов, они воспитывают младших и друг друга. Слепой кормит безрукого, безрукий рассказывает слепому, что как выглядит. Одноногий помогает безногому. Но это не значит, что в их жизни царит идиллия. Они часто жестоко дерутся, дразнят друг друга, высмеивают. Есть определенные правила, которые нельзя нарушать - неписанный Закон. Вместе с тем, дети предоставляют друг другу гораздо больше свободы, чем взрослые. В общей комнате можно держать кошек, хомяков, ворон. Можно ночью жарить сосиски, можно петь песни. Можно летом поселиться на дереве, можно в шалаше. Дети употребляют сомнительные напитки собственного изготовления и самодельные наркотики. У них есть свое "кафе", которое они сами устроили в одном из закоулков, куда воспитатели не суются, в нем они распивают кофе и подозрительные коктейли. В комнатах у старших мальчиков ночуют их подруги из женского корпуса.
Они пишут и рисуют на стенах. Стены – это и летопись, и стенгазета. Многих уже давно нет, а их рисунки живут. Например, весь роман описывают рисунки некоего Леопарда, о котором так ничего и не рассказывают. Воспитанники устраивают Ночь сказок, когда рассказывают в темноте страшные истории. И есть у них особая ночь – Самая Длинная ночь, когда время останавливается, и может произойти все, что угодно.
Но такие вольности позволяют себе только старшие. Младшие им завидуют, восхищаются, подражают и мечтают скорее вырасти.
Самое главное – здесь они не стесняются друг друга, никто никого не жалеет, не брезгует, не дает поблажек. Здесь безрукого накормят, но могут и побить – он должен научиться драться ногами.
Большая часть книги состоит из описаний их приколов, шуточек, драк, интриг. Это интересно само по себе, но между шутками-прибаутками иногда вдруг проскальзывает нечто странное, что никогда не понять постороннему.
У воспитанников есть свой фольклор, свои названия для всего. Лазарет они называют Могильником, а врачей Пауками, свое общежитие – Хламовником, кафе - Кофейником. Коридоры Дома кажутся им бесконечными. А каким еще Дом может явиться больному малышу, попавшему в интернат? Ведь такой ребенок не может весело бегать по коридорам. Дом для него - целый мир.
Для автора и для ее героев Дом - не простое здание. За 100 лет его стены впитали одиночество, страх, боль и смерть детей, их мечты, надежды, сны, галлюцинации. От этого он стал живым. Дом обрел способность перекидывать некоторых детей, которым это особенно нужно, в волшебный мир, где они будут здоровы, и где их ждут чудеса, пусть и страшные. И он дает возможность для своих избранников еще раз вернуться в исходную точку.
Есть легенда, что в доме живет старичок, который выполняет желания. Например, он дает дар уходить в другую реальность, при этом одним он дарит разбитые часы, а другим перо цапли. Те, кому досталось перо цапли, могут спокойно путешествовать между мирами. Но найти старичка трудно. Он может встретиться сам по себе, а может говорить через твоего же товарища, а может предстать грудой костей в запертой комнатушке, но 99% его не встречали ни в каком виде.
Часть детей умеет каким-то образом путешествовать на ту сторону. Они разделяются на ходоков и прыгунов. Ходоки попадают в волшебный лес, и находятся там столько, сколько хотят, в реальном масштабе времени. Прыгунов выбрасывает внезапно. Они этот процесс не контролируют. Часть из них потом ничего не помнит. Они попадают не в лес, а в городки около него. Там, как правило, для них нет ничего хорошего, кроме одного отличия – они там не инвалиды. Время для прыгунов течет не линейно – пробыл минуту, а в другой реальности - несколько лет.
Есть еще летуны. Но в последних нет ничего волшебного: они просто выходят в город. Большинство детей этого никогда не делают. Летуны приносят фотографии города, которые вызывают у воспитанников ужас - там все чужое и враждебное.
Итак, однажды в Дом приводят Кузнечика – безрукого мальчика 9 лет. До того, как он попал в интернат, он был уверен, что его все очень любят, и никто не может ему ни в чем отказать. Он был такой солнечный мальчик. Ему с самого начала оказывает покровительство воспитатель Лось. Лось – единственный воспитатель, которого дети любят - ловец детских душ. Он поручает мальчику по кличке Слепой опекать новенького. Слепой считает Лося богом. До интерната он жил в сиротском приюте, и Лось был первым (и остался единственным), кто отнесся к нему по-человечески. Он выполняет просьбу Лося. Но вот другие дети в той группе, куда Кузнечика определили, встретили его неласково. Особенно много бил его вожак – Спортсмен. Только через много лет Кузнечик узнал, в чем было дело: дети ревновали его к Лосю, который допустил непростительную для педагога ошибку - завел любимчика. Дошло до того, что Кузнечику, Слепому и еще одному мальчику, Волку, пришлось отселиться в другую комнату. С Волком Кузнечик познакомился, когда лежал в Могильнике на протезировании. Там же он подружился с мальчиком по прозвищу Смерть, которого так звали, потому что он очень сильно болел, и с девочкой Рыжей. Рыжая была еще и жуткая хулиганка. Таким образом, образовалась новая стая - сообщество Чумных Дохляков. Они принимали к себе всех аутсайдеров. Так у них появились сиамские близнецы Рекс и Макс (уже разделенные), олигофрен Слон, горбатый мальчик Горбач и Вонючка, которого за жуткие манеры, мстительность, воровство и болтливость ненавидели все остальные учащиеся и воспитатели.
Это было за 3 года до выпуска. Тогда в школе существовали 2 вожака. Девушка одного из вожаков влюбилась во второго. Кузнечик носил письма влюбленным, и был в самой гуще событий.
В ночь выпуска младших заперли, а старшие устроили кровавую бойню. Погибло много детей и Лось. Когда Кузнечик увидел лужу крови, он вдруг очутился на другой стороне реальности. Там он пробыл три года, был рабом, кормил доберманов, подвергался побоям. Он вернулся повзрослевшим и почему-то лысым. А со стороны это выглядело так, что мальчик упал в обморок, заболел, а потом у него выпали волосы. После этого случая его стали звать Сфинксом.
Эпизодов детства Сфинкса в романе немного. Все основные события связаны с новым выпускным годом.
Теперь Сфинксу 18 лет. Вожаком в Доме и в стае является Слепой. Он – ходок и умеет видеть чужие сны. Благодаря этому он все знает. Этот дар он получил от волшебного старичка. Слепой ненавидит Наружность. Он там не бывает. Один раз его туда вывезли – он чуть не задохнулся. В их стае остался Вонючка, который теперь зовется Шакал Табаки. Он стал любимцем публики – шутник, выдумщик, трикстер.
Спортсмен тоже в их стае, его теперь его зовут Черный. Он подчиняется Слепому, хотя очень его не любит. У Черного своя теория спасения. Он считает, что инвалиды могут выжить в Наружности, если станут держаться друг друга, упорно трудится.
Один из сиамских близнецов умер, а другой стал вожаком птиц. Теперь он Стервятник.
Смерть тоже выбился в люди – он вожак у крыс. Его новая кличка – Рыжий.
Волк ненавидит Слепого, хочет быть лидером, но открыто не выступает.
Еще в этой стае живет мальчик Лорд. Он в интернате около 2-х лет и отличается необыкновенной красотой. Лорд – колясочник. Он потенциальный ходок, но не знает об этом.
Не так давно попал в стаю и загадочный Македонский. Он умеет творить чудеса, но Сфинкс просил его не делать этого. Македонского отправили в Дом, потому что его родители его боялись. Он совершенно здоров (за исключением редких эпилептических припадков) и помогает всем больным и увечным.
Идет борьба за власть. Трое Крыс пытались свергнуть Рыжего, порезали его, но проиграли, и их отправили то ли домой, то ли еще куда (Один, правда, скрывался в Доме).
Вожак псов, Помпей, вызывает Слепого на бой, и Слепой его убивает. Вожаком псов становится Черный.
А Волк внезапно умирает, неизвестно отчего. Потом выясняется, что его убил Македонский за то, что он шантажировал его тем, что всем расскажет о его способностях исцелителя. А Македонский большую часть своего детства протаскался с дедом по городам и селам, где дед за деньги заставлял его исцелять недужных. Это он уже потом вернулся к родителям.
В эту кашу попадает новенький воспитанник Курильщик. Ему уже 17 лет, он вырос совершенно в других условиях, и все, что он видит в Доме, ему дико. Товарищи по комнате кажутся ему полными психами, особенно, когда он увидел, как Слепой зарезал вожака Псов. Его глазами читатель наблюдает за жизнью интерната. Только к концу романа Курильщик и читатель понимают, что Слепой и другие действительно могут уходить в другую реальность, что чудеса существуют.
В день выпуска Слепой уводит часть ребят с собой. Его основная мысль та, что им нечего жить калеками в жестоком мире. Он увел всех малышей и всех слабоумных, а также тех, кто его просил. Но не всех он смог протащить целиком - большинство просто впали в кому. Их тела спят, но их души в других реальностях. Но часть детей пропали совсем, в том числе сам Слепой, Табаки, Македонский, Горбач, Лорд, Рыжая, Македонский, Стервятник. Причем, о некоторых сразу забыли. Например, о Шакале Табаки. Оказалось, что он и был тем самым волшебным старичком.
Черный увез своих псов и часть крыс на автобусе, они прятались до совершеннолетия, а потом стали жить общиной. Вместе с ними уехал Рыжий.
И только несколько детей ушли с родителями, в том числе Курильщик и Сфинкс. Сфинкс отказался уйти со Слепым.
Прошло больше 20 лет. Дом снесли.
Сфинкс стал психологом, а Курильщик художником.
Рыжий выжил из общины Черного. Община живет нормально.
Спящие так и спят. Их навещает только Рыжий. А на другой стороне реальности всех маленьких и слабоумных отдали хорошим людям – ведь там они уже не инвалиды. Когда ребенку находят приемных родителей, из больницы исчезает один из спящих. Рыжая с Толстым, который стал младенцем, ждет Лорда.
Сфинкс вначале сильно жалел, что не ушел с остальными. Однажды он не выдержал одиночества и пошел к развалинам Дома. И там он нашел перо цапли. Так Сфинкс получил возможность жить в 2-х мирах. Он нашел в той реальности Слепого-мальчика, усыновил его и хочет научить любить Наружность. Он думает, что если бы Наружность была добрее к Слепому в детстве, то многое плохое не случилось бы.
А на другом витке времени существует новый Дом, и в нем те же дети. Только теперь они счастливы.
Государственное бюджетное образовательное учреждение
средняя общеобразовательная школа №297
Пушкинского района г. Санкт-Петербурга
Непрерывная образовательная деятельность
в младшей группе на тему:
«Дом, в котором я живу»
Воспитатели:
Белозерова О.А .
2015
Цель: вызвать положительные эмоции, чувство восхищения своим домом, улицей, городом.
Задачи:
- Расширять представления детей об окружающем мире, о доме, семье, близких, которые живут вместе.
- Развивать диалогическую речь, вводить в активный словарь понятия: «дом, семья, родные и близкие».
- Развивать мелкую моторику рук, обеспечивать сохранение и укрепление физического и психологического здоровья детей.
- Воспитывать доброе чувство, гордость за свою семью, желание взаимодействовать в совместной игре, стимулировать творческую активность детей.
- Формировать умение конструировать из геометрических фигур.
- Создание эмоционально-положительного фона во время конструирования.
Материал и оборудование : видеопрезентация на тему «Животные и их жилища», блоки для конструирования, аудиозапись песни «Дом в котором ты живешь»
Предварительная работа :
Рассматривание семейных фотографий, рисунков родителей «Мой малыш». Чтение стихов о семье, сюжетно-ролевые игры «Дочки-матери», «Семейные хлопоты». Беседы на темы «Я и мой дом», « мой домашний адрес», «Папа, мама, я – дружная семья», «Как я помогаю дома».
Словарная работа : дупло, нора, берлога.
Ход образовательной деятельности:
- Организационный момент
Собрались все дети в круг,
Я - твой друг, и ты - мой друг.
Крепко за руки возьмемся
И друг другу улыбнемся.
Дети берутся за руки, друг другу улыбаются.
Воспитатель:
Здравствуйте, ребята!
- Дидактическая игра «Кто, где живет?»
Сегодня мы поиграем в игру «Кто, где живет?»
Воробей живет под крышей,
В теплой норке домик мыши.
У лягушки дом в пруду,
Домик бабочки в саду.
На картинку посмотрите, кто это, назовите.
Где живет птица? В гнезде.
Из чего оно построено? Из веток, травинок, пуха.
Кто построил гнездо? Птица сама
Где живет белка? В дупле
Кто построил белке дупло? Сама нашла в старом дереве
Где живет медведь? В берлоге
Кто ему построил берлогу? Сам нашел ямку, натаскал веток, травы, листьев
А где живет лиса? В норе
Кто ей построил нору? Сама, вырыла лапками.
Всех зверей мы расселили по домикам.
Зачем нужен дом птицам, лисе, медведю, белке? Чтобы прятаться от врагов, хранить запасы, отдыхать, спать, прятаться от холода.
Хорошо, что у всех зверей есть свой дом.
- Беседа «Мой дом»
А у вас есть свой дом?
Из чего сделан ваш дом? из камня и кирпича
Какой ваш дом? Большой, маленький, высокий. Уточняем адрес дома.
Хочу рассказать я о доме своем
Где с мамой и папой мы вместе живем.
(рассматривают домик: стены, крыша, балконы, окна с занавесками). Показ слайда.
Воспитатель:
Постучусь-ка в домик я,
чья же здесь живет семья?
Вопросы о семье (воспитатель опрашивает несколько детей) :
Кто это?
Как зовут?
С кем ты живешь?
Кто чем занимается?
Как зовут бабушку, дедушку, сестренку, братика?
Как ты ласково называешь бабушку, дедушку, папу, маму, сестренку, братика?
Как называют маму, папу бабушка и дедушка? (Дочь, сынок) .
Как называют мама и папа дедушку и бабушку? (Мама, папа) .
Это все наши самые дорогие люди на свете – родные и близкие. Давайте все вместе повторим эти прекрасные слова - родные и близкие.
- Физкультминутка
СТРОИМ ДОМ
Раз, два, три, четыре, пять. Дети выполняют прыжки на месте
Будем строить и играть.
Дом большой, высокий строим. Показать руками окно, крышу - сомкнуть руки над головой
Окна ставим, крышу кроем.
Вот какой красивый дом! Указательным жестом вытягивают руки вперед.
Будем жить мы дружно в нем. Приседают.
Как хорошо, что у вас есть любимый дом, дружная и крепкая семья, которая в нем живет, где любят друг друга и во всем помогают.
А вы хотите построить свой дом?
- Игра «Построй свой дом »
Подойдите к столам и соберите дом из геометрических фигур, (тихо звучит песня «Посмотри, как хорош, дом, в котором ты живешь») .
Какая красивая улица у вас получилась, а сколько знакомых детей здесь живет!
Постучусь ка в домик я
Чья же здесь живет семья?
Как тебя зовут?
С кем ты живешь?
- Итог
Зажжется в каждом доме свет. Там мама варит нам обед.
А папа дарит ей цветы. Живем в том доме я и ты.
Фанаты выпускника «Фабрики Звезд» Станислава Пьехи давно привыкли к его экспромтам. То стих напишет, то слова глубокие подберет. Не зря его называют "последним рыцарем сцены" с его галантными манерами и романтическими песнями.
Эту часть детства певец презентовал замысловатым слогом с оттенком грусти:
«Этот дом видел отличника-хоровика, знатные бесчинства пубертатного периода.. превращался в руины, был сквотом для юных рейверов, наблюдал торжество подсознание над сознанием и безумия над здравомыслием... опустел... наполнялся зловещей пустотой и смрадом разложения, встречал полную деградацию и смерть души... погорел и состарился... сейчас он меня не видит, а жаль, ведь я научился любить и ценить жизнь, привет старенький!».
Поклонники прониклись духом изложения и постарались поддержать разговор:
«Так красиво изложили свою историю! Повествование, которое уносит в прошлое, другую жизнь. Респект от меня!»
«Научился любить и ценить... Почему мы не умеем этого делать сразу, с рождения?»
«Говорят, что у старых домов есть душа. Так что он всё чувствует»
«Если бы у всех были подобные воспоминания и чувства о таком "своём доме", в жизни были бы другие краски»
«А я ведь не все слова понял, но крутой у тебя слог, сынок!»
«Временами вы о таких моментах своей жизни рассказываете, что кажется, сидим мы все где-то на кухне или у костра и беседуем за жизнь...»
Подобные лирические отступления высоко ценятся поклонниками. На днях исполнитель порадовал их, рассказав, кто .
14 мая 2017, 17:12Я - бывший "ребенок системы". С первый по третий класс я жила в интернате, который находился в 200 километрах от моего родного города, а с пятого по девятый класс - в детском доме. Своей историей я хочу показать, как чувствует себе ребенок, который попал в "систему", и уже как взрослая женщина проанализировать, почему люди, работающие в этой "системе", начинают использовать насильственные методы воспитания".
Моя мама больна. У нее шизофрения. Впервые она поняла, что с ней что-то не так, когда училась в 8-м классе. Она очень испугалась своих мыслей и поделилась опасениями со школьным директором, который отправил ее на проверку к психиатру, а тот - на лечение в Елгавскую детскую психиатрическую больницу. И на этом плохие мысли закончились. Шли годы, и мама забыла об этом эпизоде из своей жизни. Училась, жила, радовалась, влюбилась, на свет появилась я.
Сразу оговорюсь, отец в моей жизни сыграл эпизодическую роль, поэтому дальше о нем говорить не буду...
Я очень хорошо помню тот момент, когда почувствовала, что что-то не так, что-то меняется. Мы сидели на травке у остановки и ждали автобус, чтобы ехать домой. Вдруг мама достала из сумки сигарету и закурила. До этого я никогда не видела, чтобы она курила.
И тогда я завела очередной разговор о том, что мне не нравится детский сад, в который я хожу, и попросила, чтобы мама меня туда больше не водила. И она сказала: "Да, хорошо. Сменим."
Это стало той отправной точкой, после которой все пошло не так. Я начала ходить в новый детский сад, в котором мне нравилось, но дома все было уже не так, как раньше. Мама курила все больше, в нашем доме появились мамины голоса, американский президент Рейган, Бог. Меня все это очень пугало. Мама все реже вставала с кровати, курила, сидела на диване и либо смотрела в одну точку на стене, либо активно говорила с голосами. Время от времени она вспоминала обо мне, брала себя в руки, готовила кушать, разговаривала со мной, а потом опять возвращалась в свой мир.
Однажды, когда я играла во дворе, ко мне подошла мама и стала заплетать косички. Появились незнакомые люди. Мама заплела косички и пропала. Чужая тетя спросила, не хочу ли я поехать к директору детского сада? Я ответила, что хочу...
Чужой дядя отнес меня в машину. Я чувствовала, что что-то не так, но до конца не понимала, что именно. По пути тети сказали, что сегодня мы не поедем к директору, а поедем в одно место, где я поживу с другими детьми. Кажется, тогда мне первый раз сказали, что мама больна. И что я поживу там, пока мама не поправится, а это обязательно будет скоро. Я очень испугалась и винила себя. Я винила себя в том, что попросила маму поменять садик - если бы я осталась в прежнем садике, мама бы не заболела. С этим чувством вины я прожила до 12 лет...
Школу-интернат я помню смутно. Меня до сих пор охватывает ужас, когда я пытаюсь вспомнить то время.
Никто со мной не поговорил, не спросил, как я себя чувствую. Меня просто как маленький винтик вставили в большой механизм. Чувствовала я себя плохо. Мне было страшно, я хотела домой. К маме. Даже со всеми ее голосами.
У меня появился новый ритуал. Каждый вечер я молилась. Впрочем, больше это было похоже на торговлю. Звучало это примерно так: "Милый Боженька! Пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтобы мама была здоровой и вернулась домой. Если Ты это сделаешь, то я..." и тогда я начинала перечислять все то, что мне не нравилось делать и даже то, что я не могла бы сделать.
В первом классе я училась в том же здании, где мы ночевали. С утра мы вставали, завтракали, потом шли на уроки, обедали, потом опять учились, выполняли домашнее задание, потом был полдник (его получал только тот, кто сделал домашнее задание) и потом до ужина можно было выходить во двор поиграть. У нас было две учительницы. Одна была очень милая и добрая, а вторая - резкая и крикливая. Когда я пришла в интернат, я толком еще не умела читать, но быстро научилась. Меня мотивировала именно добрая учительница. Мне очень понравилось читать, и я начала читать все подряд. Только была бы книга. Книги стали моей спасением. В них я могла спрятаться от реальности. Это был другой мир и самое главное - там не было интерната.
Знаете, есть такая шутка, что когда ребенку нужно ложиться спать, ему тут же хочется есть, пить и в туалет. И тогда мы, родители, сжав зубы, идем на кухню, за горшком... Если в одном помещении находится двадцать детей, то уложить их спать еще труднее. Им хочется поговорить, рассказать "страшилку", поскакать. В интернате, чтобы поддерживать порядок, нас наказывали за то, что мы дети. Однажды меня наказали за то, что я не пошла вовремя спать: мне было семь лет, я стояла в темном зале на холодном полу, на согнутых ногах с вытянутыми руками, на которых лежала подушка. Я не помню, как долго нужно было стоять, только помню, как ко мне подошли и спросили: "Теперь ты пойдешь спать?", на что мы обычно отвечали: "Да", а потом следовал ответ: "Ну тогда постой еще, чтобы лучше спалось".
Мне очень сложно вспомнить что-то хорошее об интернате. Потому что все хорошее связано с тем, что я оттуда уехала. Но наверняка были и хорошие моменты. Просто для меня как для ребенка происходящее было настолько большой травмой, что мое подсознание вытеснило все хорошее.
Очень быстро после того, как я оказалась в интернате, у меня появился хронический гастрит. На что мне с упреком заявили: "Это все потому, что ты голодала дома". Гастрит пропал в 15 лет, после того, как я покинула детский дом.
Гастрит стал моим вторым спасением. Меня часто отправляли в больницы. Сначала в местную, потом в районную. В больницах я проводила очень много времени. У меня до сих пор в больницах ощущение, что я в безопасности. Уборщицы, сестрички, врачи - все они относились ко мне с душевной теплотой. Они мне сочувствовали и привносили чувство тепла в мой маленький детский мир, наполненный страхами. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я допускаю, что меня специально держали в больницах подольше. Просто все видели, как я боюсь возвращаться в интернат.
Из-за гастрита меня отправили в санаторий в Юрмалу. Он ассоциируется у меня только с радостью. Там никто не знал, что я из школы-интерната. Я могла быть такой, как все остальные. Я врала и фантазировала о своей жизни. В этом мире моя мама была здоровой, и я была счастлива, от этих фантазий. В санатории я начала воровать. К остальным детям постоянно приезжали родственники и привозили что-то вкусненькое. Мне тоже очень хотелось и поэтому я начала воровать у других детей. Конечно, кражу быстро заметили, но найти виновного не могли. Я стала хитрить. Украла и кусочек украденного положила в шкафчик к одной девочке. Ее "поймали". Но потом "поймали" и меня - в момент кражи.
Мама по-прежнему была в своем мире. Время от времени она брала себя в руки и приезжала ко мне. Для меня это был большой праздник.
Мама всегда привозила много гостинцев. В тот день мама не смогла уехать обратно, и ей разрешили остаться ночевать со мной. Мы лежали в одной кровати. Это было самое большое счастье - чувствовать рядом свою маму.
Каждый раз, когда она приезжала, я умоляла ее: пожалуйста, забери меня с собой, мне здесь плохо. И однажды она так и сделала - она забрала меня.
Дома я прожила почти два года. По сути, никто так и не помог ни маме, ни мне. В сентябре я пошла в нашу городскую школу, в 4-й класс. Дома ничего не изменилось. У мамы по-прежнему были голоса, время от времени она пыталась заботиться обо мне, но у нее это не очень получалось, потому что голоса диктовали свои условия. В школе меня постоянно высмеивали - грязная, вшивая, вонючая, замкнутая в себе. Во дворе было то же самое. У меня было всего двое друзей, которые мне по-прежнему очень близки. А так, по большому счету, я никогда не знала, за что меня будут высмеивать сегодня.
В нашем дворе стали появляться люди, которые не могли спокойно смотреть, в каком я состоянии. Помню как однажды я шла мимо дома, в окне показалась женщина и спросила: "Карина, ты есть хочешь?" Я ответила: "Хочу". Она пригласила меня войти. У нее была дочь моего возраста, с которой мы быстро подружились. Это было время, когда кушать я ходила к ним. Они воспринимали это как само собой разумеющееся. Когда я приходила, на стол, не спрашивая, ставили тарелку со словами: "Сначала поешь".
У другой моей подружки мама с виду была грозной. Все дети во дворе ее боялись. Единственный ребенок, кто ее не боялся, была я. Потому что она всегда относилась ко мне с теплотой и добротой. Она очень переживала за мою маму и ее судьбу.
Вскоре беспокоиться за меня начала и моя классная руководительница. Она стала приходить к нам домой, чтобы посмотреть в каких условиях я живу, и поняла, что дома оставлять меня нельзя. В середине пятого класса меня забрали в детский дом, и снова со словами: "Пока мама болеет. Потом ты сможешь вернуться".
Сначала мне казалось, что в детском доме все будет по-другому. Там было гораздо меньше детей, чем в интернате. Помещения более уютными, а директор очень милой и сердечной женщиной, которая, увидев меня, обняла и приласкала. До сих пор такого не было. И там была моя лучшая подружка с интерната, которой я очень обрадовалась. Я стала верить, что теперь все будет хорошо...
В детском доме работал один человек, он был руководителем хозяйственной части. Он твердо был уверен в том, что дисциплину можно вогнать силой. Он имел довольно большое влияние на директора, и в какой-то момент, отчаявшись и не зная, что делать с "проблемными детьми", она стала верить, что его методы могут помочь. Этих детей периодически стали бить за неадекватное и агрессивное поведение. Нам это казалось нормальным. Мы смотрели на это так: их наказали за то, что они сделали.
Мне было лет 11, когда дети жестоко избили меня. Был поздний вечер, и я что-то не так сказала про одну девочку. Ей это рассказала моя лучшая подружка. Эта девочка дружила с парнем, который был авторитетом у детей. Помню, я сидела в своей комнате, когда они пришли и стали меня толкать.
Я убежала в туалет, забилась в угол и стала плакать. Тот мальчик схватил меня за глотку, притянул к себе и сказал: "Это тебе за то, что ты сказала о той девочке". После чего бросил меня обратно на пол. Потом другой мальчик бил меня ногой по голове, и моя голова каждый раз ударялась о стену. Потом у меня, кажется, началась истерика. Я помню только то, что хотела умереть.
Я не видела другого выхода. Смерть в тот момент казалась мне единственным решением. Я хотела избавиться от этой боли, унижения, отчаянья и страха. Мне некуда было бежать. Мне кажется, кто-то побежал к ночному дежурному и рассказал, что я хочу совершить самоубийство. Я помню воспитательница боялась всего двух вещей:
1. чтобы я не покончила с собой
2. чтобы об этой драке не узнало руководство.
Я ничего не рассказала руководству. Почему? Потому что, во-первых, мне казалось, что я сама виновата, так как сказала что-то плохое в адрес той девочки. Если бы не сказала - меня бы не избили. Во-вторых, вряд ли бы кто-то мне помог. То, что я поняла в свои 11 лет - у меня есть только я сама. Никто не может мне помочь. И я никому не могу верить.
В отличие от интерната, где учились только "интернатские", дети из детского дома учились в школе вместе со всеми остальными. Но я не помню, чтобы у меня был хоть один друг из "городских детей". Мы, детдомовские, всегда держались отдельно. И здесь впервые я почувствовала, как к нам относятся "нормальные люди". Они старались держаться от нас подальше, считали нас ненормальными, мы были синонимом к слову "проблема"... Все больше во мне укоренялась вера в то, что я хуже других. Потому что у других были семьи, дом, а мы были стадом, которое никто не хотел брать.
У завхоза были дни, когда у него было хорошее настроение и дни, когда плохое. Мы всегда ждали, какой будет сегодня день. Лично я никогда не получала от него, потому что была "хорошей девочкой", а "проблемные дети" получали... Правда, мне он мог сказать, что-то обидное, и эти резкие слова сильно врезались мне в душу. А директора я всегда ждала, потому что она всегда была добра ко мне, я могла ее обнять, прижаться к ней.
Примерно через год детский дом переехал в другой город. Я перешла в 6-й класс в новую школу...
В этой школе я встретила женщину, которая преподавала немецкий язык. Она была знакома с директором детского дома и, видимо, та рассказала ей, как я туда попала. Оказалось, что ее мама болела той же болезнью, что и моя. Я стала ходить к ним в гости, день, два, неделю, месяц. У нее был сын, который очень обрадовался знакомству со мной. Эта женщина с мужем очень старалась, чтобы я чувствовала себя как дома. То, что они не могли до конца заметить - это то, что за эти годы я оказалась сломлена. Я больше не могла видеть хорошее. Находясь в их доме, я ни на секунду не задумывалась о том, что нахожусь здесь, потому что меня можно любить. Сначала я объясняла себе это так: я у них, потому что мама этой тети болеет той же болезнью, что и моя мама. Потом так: ну, я здесь, потому что эти люди очень вежливые.
Ни секунды я не думала о том, что ко мне можно привязаться, что меня можно любить. Я же была оттуда - из детского дома. Таких как мы не любят.
Только через многие годы, когда мне было уже 28 лет, пройдя множественные курсы психотерапии, я поняла - это было из-за меня.
Они очень старались научить меня выполнять элементарные вещи. Тетя много со мной разговаривала, объясняла. Но каждое ее слово я воспринимала так: это от того, что я плохая, я ненормальная. И все больше закрывалась в себе. Она быстро заметила, что я люблю читать. У нее была фантастическая библиотека. Я любила эту комнату... Она заметила, что я всегда сначала читаю концовку и только потом саму книгу. Она меня научила, что нужно оставлять интригу. Но я очень боялась плохой концовки... Именно она заметила, что я не 100% левша. Что я только пишу левой рукой, а все остальное делаю правой. Ее муж научил меня, что на вопрос "Как у тебя дела?" нужно отвечать больше, чем просто "Хорошо". Но на все их искренние старания помочь я смотрела через свою призму уродливого восприятия мира. Я не была способна разглядеть любовь. И покинув в 11 лет детский дом, я навсегда закрыла дверь и в их дом.
Тетя была той, кто наконец оборвал мою иллюзию "когда мама будет здоровой, я поеду домой". Она деликатно объяснила мне, что от этой болезни нельзя излечиться, что это на всю жизнь. И именно она была тем человеком, который наконец объяснил мне, что я не виновата в том, что моя мама заболела.
С каждым днем я все больше хотела быть такой как все - нормальной. А не той, в которую за спиной тычут пальцем и шепчут "она из детского дома". Я чувствовала, что хуже других, и очень хотела быть там - с другими, нормальными.
Многие "городские дети" ходили в музыкальную школу. Я спросила у директора, могу ли я тоже туда ходить. Она согласилась, и вскоре я стала играть на флейте. Я не была лучшей ученицей, но мне нравилось играть. Музыка меня успокаивала. На протяжении многих лет потом, когда я уже училась в Риге, в стрессовые моменты я громко напевала себе под нос симфонии Моцарта. Я выступала с оркестром. Это позволяло мне вырваться из привычной среды. С оркестром мы часто ездили выступать, участвовали на слетах, ездили в другие города на два, три дня. Однако меня никогда не покидало чувство, что я другая. У меня не было как у других детей карманных денег. Было много-много бутербродов. Детям очень важно чувствовать себя такими же, как все остальные. И поэтому, когда ты сломлен, то даже мелочи для тебя могут оказаться большой травмой.
Когда мне раскрыли глаза, и я попрощалась с иллюзией о том, что я скоро поеду домой, во мне внутри что-то изменилось. Я все чаще стала думать о том, как стать такой, как другие, и как мне уехать из детского дома. Думаю, что в тот момент во мне проснулся взрослый человек. Я поняла, что больше не могу ждать спасения. Я должна действовать сама.
В школе, в которой я училась меня никто не обзывал, но внутри я все равно чувствовала себя другой, отвергнутой. У меня были две подружки, которые сами захотели со мной дружить. Когда я оставалась у тети, мы вместе шли домой, у нас были свои девчоночьи дела, в который я как бы физически принимала участие, но душой я была далеко от всего этого. Я была другая, я не была городским ребенком. Когда в школе со мной заговорил одноклассник, я дернулась и подумала: "Что он от меня хочет? Почему он со мной говорит?"
Тем временем в детском доме подрастали "проблемные дети". Становились более агрессивными, полными ненависти, неадекватными. Все боялись завхоза. Если когда-то насильственные методы применялись только к "проблемным детям", то теперь его боялись мы все. Однажды какая-то девочка не сказала ему "спасибо", и получила по спине рулоном обоев.
В детском доме появился психолог. Что-то новенькое. Она приглашала каждого ребенка к себе в кабинет, нужно было что-то рисовать. Это был первый человек, который пытался понять, что скрывается за нашими масками. Но вскоре директор стала требовать, чтобы психолог рассказывала, что ей говорят дети. Она отказалась, отношения между работниками обострились.
Насилие со стороны педагогов закончилось. Но никто так и не научил их, что делать с "проблемными детьми". Они не справлялись с ними. Чтобы хоть как-то усмирить их и восстановить порядок, они постоянно угрожали... Дети рыскали по городу, искали в мусорниках бутылки, бычки, воровали. Я дистанцировалась от всего этого, так как "проникла" в общество "нормальных людей". Вскоре в детском доме у меня появились враги. Возвращаясь вечером "домой", я всегда думала: хорошо бы, чтобы во дворе никого не было. Потом я прятала свой страх глубоко-глубоко внутрь и заходила во двор. Я знала - если покажу слабину, меня "съедят"...
Наступил тот возраст, когда я начала употреблять алкоголь, курить. Во мне стала расти агрессия и злость. Если до сих пор я чувствовала страх, унижение, у меня была низкая самооценка, то сейчас все это накрыли сверху агрессия, злость и ненависть. В школе я становилась непослушной, задиристой.
Однажды я не сделала то, что попросила классная руководительница, и она на меня наорала: "Тупая детдомовская! Ничего из тебя не выйдет! По рукам пойдешь и пьяная по канавам валяться будешь". На что я громко рявкнула: "Иди в ж..у!" и убежала.
Все чаще я стала злиться на окружающих. Я поклялась - я вам еще покажу, шлюха. Я достигну гораздо большего, чем вы все вместе взятые. Еще посмотрим, кто здесь отброс общества.
Я нашла в Риге ремесленное училище, где параллельно программе средней школы можно было освоить программу секретаря-делопроизводителя. Поступила.
В начале лета я договорилась с руководителем нового детского дома о том, что летом буду подрабатывать уборщицей в группе для малышей. Все лето я мыла полы, потому что в новой жизни мне очень хотелось новые, стильные туфли, которые были у всех городских девочек. Получила деньги, счастливая побежала в магазин покупать туфли (на три размера больше, но все равно купила), купила сладостей, сигареты, первый раз сама заплатила за вход на дискотеку (до этого обычно платил кто-то из друзей) и счастливая ждала своей свободы.
Приближался тот день, когда нужно было уезжать в Ригу. Выяснила, что первое пособие на жилье выплатят только 20 сентября. Сходила к руководителю детского дома и попросила, чтобы мне дали денег, чтобы как-то дотянуть до 20 сентября. Но она ответила: "Нет. У тебя были деньги. На них тебе и нужно жить". Я ей ответила: "Но ведь это была моя зарплата. Я ее всю потратила". На что она ответила: "Мне все равно. Живи, как хочешь".
Так, без сантима в кармане, с порванной спортивной сумкой, в которой было всего несколько вещей, полная ненависти и злобы я отправилась в Ригу.
Как я дотянула до 20-го числа? Меня содержала девушка, которая в первый же день предложила дружить. Мне снова повезло. Ни на миг я не задумывалась о том, чтобы к кому-то обращаться за помощью и о чем-то просить.
В первые годы свободы я как с цепи сорвалась - много пила, перепробовала разные вещества, подделывала копию паспорта, ходила на ночные дискотеки, впутывалась в вечные проблемы в общежитиях - я была одной их тех агрессивных, плохих девочек. По понедельникам регулярно ходила на ковер к завучу по поводу очередной ночной гулянки. Однажды руководитель по учебной части не выдержала и выбросила нас, троих девочек, из общежития. Одну ночь мне пришлось провести на улице, потому что просто некуда было идти. И все это время я считалась на попечении государства.
Моя самооценка была ниже плинтуса, но я мастерски скрывала этой факт под маской бравады. Я никому не рассказывала, насколько плохо себя чувствую, какой некрасивой себе кажусь.
Я всегда влюблялась в парней, которые хуже всего ко мне относились, унижали. Я унижала себя. Хорошим парням, которые были в меня влюблены, я не могла ответить взаимностью. Потому что я не заслужила хорошего отношения к себе. Я все время балансировала на грани - ненормальные пьянки в притонах, с одной стороны, и школа и поставленная цель, с другой.
В свой родной город я приезжала с гордо поднятой головой, одолжив одежду у подружек. Все думали, что я высокомерная, но на самом деле это была злость. Злость из-за пережитых унижений.
Когда пришло первое лето, мы с мамой поняли, что не сможем выжить на ее маленькую пенсию. И я в свои 15 лет устроилась работать в кафе в Риге. Работа начиналась в 9 утра и заканчивалась в четыре утра. Мне нужно было учиться разговаривать с незнакомыми людьми. "Улыбайся, Карина, улыбайся", - постоянно учил меня начальник. Но я никак не могла контролировать свой первый взгляд. Когда подходил человек, я смотрела на него с подозрением, как бы говоря: "не подходи ко мне", и между нами вырастала глухая стена.
У меня появились первые большие деньги. Я купила себе одежду в магазине Bik Bok. До этого у меня были лишь копейки и я торговалась на рынке за турецкую одежду. Тем летом я начала курить дорогие сигареты... В то время я не умела обращаться с деньгами, не умела откладывать и копить. Сегодня у меня были деньги, а на следующий день - уже нет. В голове у меня был полный хаос, но со мной рядом всегда оказывался человек, который, сам того не осознавая, давал мне силы вернуться к поставленной цели...
Каждый год я наблюдаю, как в канун Рождества люди активизируются и начинают собирать плюшевых мишек и другие игрушки для этих детей. Подарите им самое ценное - откройте для них свои сердца, не отворачивайтесь от них, не ставьте клеймо "ребенок из детского дома".
Мне потребовались долгие годы, чтобы понять, что я не хуже других, что я достойна любви. Во многом моя травма была связана именно с отношением к "ребенку из детдома".
Бывших "детей системы" можно разделить на две категории: одни способны социализироваться, но несут в себе боль и обиду до конца жизни. Обычно они прячут свои чувства и не рассказывают о пережитом. Вторые выходят сломленные, не могут взять себя в руки и идут легким путем, путем, который они знают - они спиваются, их дети попадают в детские дома, а сами они - в тюрьмы... И мы не можем их за это винить. Мне повезло, потому что в моей жизни постоянно появлялись люди, которые привносили тепло и любовь. Тогда я это не чувствовала, но где-то там, глубоко в подсознании, у меня это осело. А если ты - "проблемный ребенок" - тебя боятся, тебя не понимают и "списывают". Тебе никто не подарит теплоту, ласку и заботу.
Систему можно исправить только в том случае, если вы признаетесь сами себе - проблема существует, и она огромна. И все хорошо понимают, что это очень сложная работа и однозначного решения нет. Мое предложение, как бывшего "ребенка системы" состоит в следующем:
1. обеспечьте услуги психотерапевта в детских домах - как для детей, так и для сотрудников
2. подготовьте детей к жизни - не выбрасывайте их. Человек не становится вдруг взрослым в 18 лет (в моем случае в 15 лет)
3. НЕ СПИСЫВАЙТЕ проблемных детей
4. критикуйте себя и концентрируйтесь на проблемах. Именно понимание проблемы и ее решение поможет улучшить ситуацию.
Сегодня я с уверенностью могу сказать - я горжусь собой. Однако работа над собой не закончена. Сейчас все мои силы направлены на воспитание двух малышей и создание успешной карьеры. Но я знаю, что придет день, и я снова вернусь в кабинет к психотерапевту, потому что осталось еще много нерешенных вопросов. И их бы не было, если бы со мной кто-то вовремя начал разговаривать и работать.
Примерно в 26 лет у меня была успешная карьера, стабильные доходы, два раз в год я могла путешествовать. Мой мозг расслабился и из сознания стало лезть все то, что я так старательно пыталась спрятать все эти годы.
Я достигла поставленных целей и не знала, что делать дальше. Я не могла собраться, появилась апатия, депрессия. Я взяла себя в руки, ушла на другую работу, но потом снова появилась апатия. Я боялась заболеть шизофренией, как мама, поэтому решила обратиться за помощью к психотерапевту.
К психотерапевту я ходила раз в неделю на протяжении четырех лет. Визиты к врачу стали частью ежедневной жизни. Мое тело протестовало. Каждый раз, когда нужно было идти на прием к специалисту, у меня начинались в животе судороги. Мое тело кричало: что ты делаешь? Засунь это все подальше. Не доставай наружу. Врачу потребовалось немало времени, чтобы я постепенно начала рассказывать о своем детстве, о пережитом, о чувствах, об увиденном. И только во время визитов к врачу я стала вспоминать не только плохое, но и хорошее.
Помню, как сидела напротив нее и рассказывала о каком-то хорошем эпизоде из детства, она смотрела на меня и улыбалась: "Вот видишь, Карина, было и хорошее". И я подумала: "Да, действительно. Было и хорошее". Я поняла это только в 28 лет. До этого все хорошее из моего сознания оттесняли ненависть, злость, страх и боль.
Помню, как первый раз приехала из Риги в детский дом на выходные. Я, еще пара детей и воспитательница Солвейга гуляли по лесу, когда я сказала ей, насколько чувствую себя счастливой, когда наконец смогла убежать от этого кошмара. Ее огорчили эти слова. Она посмотрела на меня и сказала: "Карина, ну, брось. Были же и хорошие вещи".
Учительница! Если бы мы вместе с вами сегодня снова шли по этому лесу и вы бы снова задали этот вопрос, я бы вам ответила: "Да, было. И много чего хорошего было". И мы бы вспомнили, как все дети ездили к Вам в деревню, проводили субботник, жарили на костре картофельные блинчики. Именно там я узнала рецепт самых вкусных блинчиков, которые до сих пор использую. Мы бы вспомнили, как Вы учили нас народным танцам, как мы ездили в другой город на праздник и танцевали. Как мы ходили на море плавать, собирали в лесу чернику. Я бы вспомнила, как новая руководитель хозяйственной части тайно покупала для моих музыкальных поездок печенье и другие сладости, чтобы мне не приходилось ездить только с хлебом. Вспомнили бы повара, к которой мы бегали на кухню и делали такой бардак, что она с криком вышвыривала нас оттуда, а мы со смехом убегали, по пути хватая горбушки хлеба.
Но тогда я всего этого не видела и не могла видеть. Я увидела это только, когда мне исполнилось 28 лет, благодаря психотерапевту.
